Запредельность - Страница 99

Последствия этого легкомыслия не заставили себя ждать. Выбравшись в обезображенный храмовый зал, Лекс и глазом моргнуть не успел, как оказался в крепких, как стальные тиски, руках мороков. Мелькнула запоздалая мысль о том, что стоило выйти в тон…

Но было уже поздно. Его тащили куда-то, и теперь уже не оставалось сомнения: второго шанса на побег не будет. Последнее, что он помнил – острая боль от укола в шею.

8

В голове гудели шмели. Большие, деловитые, солидные. Перелетали от уха к уху, тщательно обследуя изнутри устройство человеческого черепа…

«Меня чем-то накачали. Какой-то дрянью…» – пожаловался он шмелям. Те не спорили – просто продолжали гудеть.

Попытался встать – и только сейчас заметил на руках и ногах массивные деревянные колодки. Он снова в заточении – только камера эта не похожа на «келью», в которой довелось провести несколько неприятных часов. В отличие от мрачного каменного мешка, эта комната имела строгую прямоугольную форму и обитую железом дверь. По углам дымили все те же масляные светильники, гоняя по потолку отвратительные тени. Имелись здесь так же грубо сколоченный стол, стул с высокой спинкой и лавка у стены. Но вот торчащие из стен и потолка ржавые крюки вызывали крайне неприятные ассоциации.

Светлая мысль – выйти в тон и очистить организм от яда – разбилась о полнейшую способность сосредоточиться.

– Это вы здорово придумали… – Лекс пьяно рассмеялся и тут же закашлялся, глотнув пыльного воздуха. Его повеселила изобретательность тех, кто сковал его крепкими досками колодок: дрянь, отравлявшая кровь, была, наверное, неплохим средством сдерживания мороков. Что ж, это логично: создавая супервоинов следовало позаботиться о механизмах противодействия этой грозной силе.

Была еще робкая надежда на то, что через какое-то время действие зелья ослабнет, и получится, все-таки, войти в резонанс…

Видимо, так же думали и хозяева камеры. Загрохотали засовы, душераздирающе заскрипели несмазанные петли, и в камеру зашли трое в одеждах послушников. Первые два, не обращая внимания на узника, прошли к столу и уселись: старший – на скрипучий стул, тот, что был помоложе и худосочнее – придвинув поближе лавку. И принялись выкладывать на грубую деревянную поверхность разные бюрократические принадлежности: стопки желтоватой бумаги, пару толстых томов в металлическом переплете с изрядно обтрепанными страницами, массивную чернильницу, охапку гусиных перьев и перьевой ножик, склянку с мелким песком и печать на огромной ручке.

Тем временем третий визитер, вполне звероподобный, заплывший жиром верзила, деловито осматривая некое устройство из стекла и железа, зашел Лексу за спину. После чего шея вновь ощутила укол – правда, уже не столь болезненный. Этот третий повозился вне поля времени и вновь появился перед глазами в потрепанном кожаном фартуке, что понравилось Лексу еще меньше ржавых крюков по стенам. Впрочем, вскоре телу вернулась болезненная слабость, а сознание наполнилось отстраненным равнодушием.

– Ну, что ж, – сказал сидевший во главе стола. – Брат писарь, укажите день и состав следствия… Приступим.

Его напарник с готовностью взялся за перо и принялся строчить, то и дело обмакивая перо в чернильницу, вывалив язык от усердия.

– Приступим – к чему? – Лексу потребовалось собрать в кулак всю волю, чтобы задать этот вопрос: остатки какого бы то ни было интереса растворились в одурманивающем тумане.

– К допросу, любезный, к допросу, – охотно ответил старший, поправляя на груди медальон.

Он неторопливо раскрыл один из томов – где-то посередине была кожаная закладка – и глубоко задумался над текстом. Затем поднял взгляд на Лекса и сказал:

– По делам о ереси высшей категории в качестве стимулирования процесса предусмотрены пытки. Желаете ли отвечать добровольно или боль окажет вам помощь?

Лекс лишь нервно хихикнул в ответ. Ему вдруг пришло в голову, что боль и в правду не помешала бы выйти из упорно накатывающего отупения. Верзила не замедлил шагнуть в его сторону, и Лекс всеми силами придал лицу серьезно выражение.

– Мне скрывать нечего, – сказал он чуть заплетающимся языком. – Я только хотел бы знать…

Он прикусил язык: чуть было сдуру не ляпнул про Джи! Что, если они с Конрадом все еще на свободе?! Нет, нельзя, чтобы Джи связывали с ним. Может, они еще спасутся, улетят на очередном корабле – если такой вообще сядет на планету в ближайшем будущем…

– Вы, наверное, про девушку? – допрашивающий хитро улыбнулся. – Она уже здесь, и скоро мы устроим вам встречу…

Сердце провалилось куда-то глубоко, и нахлынула черная, как ночь, тоска. Надежда еще трепыхала где-то, но проклятое зелье стремилось растворить ее окончательно…

– Мне нечего скрывать, – вяло сказал Лекс. – Задавайте свои вопросы…

– Вот и хорошо, – оживился старший.

– Брат стряпчий, а как правильно пишется – «еретик» или «еритик»? – задумчиво глядя в потолок, спросил писарь.

– Вы что, брат писарь, белены объелись?! – с угрозой произнес стряпчий. – Объявлять кого-то еретиком позолено лишь председательствующему на судебном заседании! Наше дело – собрать доказательства и получить признание!

– А… – разочарованно протянул писарь. – Я просто подумал – раз наш арбитр сам – ополоумевший еретик, стало быть…

– …назначат нового! – с досадой бросил стряпчий. – Смотри, бумагу зря не переводи! А то брат ключник рассердится…

– Ага… – писарь шмыгнул носом и что-то зачеркал в своих записях. – С братом ключником и вправду лучше не ссорится – ни тебе новой рясы, ни сыра, ни вина потом не перепадет…