– А сейчас… – начал было судья с особой торжественностью.
Но что-то вмешалось в его речь.
Дрогнули под ногами доски эшафота. Мелко задрожала земля. И где-то за спиной раздался раскатистый грохот, а следом – нарастающий вой, совершенно чуждый этому миру…
Не нужно было оборачиваться назад, чтобы понять, что происходит.
– Храм, Храм!!! – кричали в толпе.
Вопили от ужаса и падали ниц послушники, цепенели стражники, недоуменно оглядывались мороки.
А толпа тянула руки к эшафоту и вопила:
– Спаситель!
– Прости нас!
– Не гневайся!
– Пощади!
Но гул все нарастал, переходя в пугающий рев. Толпа стала разбегаться. Исчез куда-то Верховный Магистр вместе со своей свитой, растворился суд, смело палачей вместе с чадящими факелами.
Последними приговоренных покинули равнодушные мороки.
И словно в странном, удивительном сне с неба ударил горячий ветер и площадь накрыло гигантской тенью. Наверное, оттуда, снизу, происходящее действительно выглядело ужасным.
Но Лекс смотрел в небо – и смеялся.
Ему вновь снился айсберг.
Серый. Мертвый. Словно бы и не изо льда вовсе, а из пыльного потрескавшегося гипса…
Открыл глаза – и долго, неподвижно пялился в плоскость потолка. Не хотелось думать, вставать, одеваться… Ничего не хотелось.
Он здорово сдал с момента своего счастливого спасения. Наверное, стоило радоваться каждой минуте жизни, наслаждаться каждым вздохом, каждым глотком воды, взглядом любимой женщины…
Ничего этого ее было. Где-то внутри – в нервной системе, в мозгу, в тонкой, неуловимой структуре, именуемой душой – сгорели какие-то центры, незримые связи, отвечающие за ощущение жизни. Последняя отчаянная попытка предстать перед толпой и палачами в образе Спасителя выжала его, выкрутила, как грязную тряпку.
С тупым равнодушием вспоминал эпизоды последних часов, ставших кошмаром и потрясением для одних и чудом избавления от мук – для других.
…Как разбегается с площади глупая испуганная толпа, как превращаются в трусливых крыс грозные, непреклонные судьи, как рушится древний храм и с ним – целая эпоха в жизни второй Земли.
…Как из руин, в струях раскаленного воздуха, сметая остатки камня и пыли, величественно всплывает огромный космический корабль. Как он неуверенно поворачивается вокруг центральной оси – и опускается рядом с дымящимися остатками Храма…
Как какой-то незнакомый мальчишка в послушнической хламиде, с глазами полными страха и обожания, освобождает приговоренных от пут и протягивает освобожденному им Спасителю странный предмет с горящими красными цифрами, после чего падает ниц, словно перед живыми богами. И двое, освобожденные, но опустошенные близостью смерти, молча следуют за Лексом, который, пошатываясь, шагает к какому-то старику, припавшему к могучей опоре корабля…
…Как за ними, чудом избежавшими жестокой смерти робко следует группа людей во главе с парнишкой-освободителем. К этой группе подходят новые и новые люди, и когда, плотно закрыв люк и взревев двигателями, корабль отрывается от поверхности – все зачарованно смотрят вверх.
…Как посещает полная иронии и грусти мысль о рождении нового мифа – о пришествии, муках и вознесении Спасителя. Мифа, что когда-то обрастет новыми, самими неправдоподобными легендами, за догмы которого будут сражаться и гореть на кострах храбрецы и фанатики…
Если, конечно, этому «когда-то» суждено наступить.
…Мысль о приближении «часа икс» прояснила сознание и придала сил. Лекс поднялся с койки. Взглянул в зеркало. Даже не удивился, встретив в его глубине морщинистое лицо старика. Лишь усмехнулся с горечью.
Расплата. Обратная сторона сомнительного дара доктора Сапковского. Возможно, все это не более, чем ошибка гения. А может, виновата самонадеянность простого, ничем не выдающегося парня, вообразившего себя суперменом.
Сейчас все это не имеет значения. Продолжительность жизни для него измеряется не годами, и даже не месяцами. На руке тревожно алеют символы таймера, возвращенного юным освободителем. Но и безо всяких приборов остро, даже болезненно ощущается внутренний хронометр, отсчитывающий оставшиеся дни, часы, минуты…
Собрав в кулак остатки решимости, отправился на поиски остальных. Наверное, он один чувствовал себя столь усталым и разбитым. Потому, как все уже собрались на центральном посту.
Первой его увидела Джи. И не смогла сдержать тихого вскрика. Прикрыла рот ладонями, в страхе глядя на Лекса.
– Согласен, я не в лучшей форме, – криво улыбнулся Лекс. – Кто-нибудь нальет мне пятисотлетнего кофе?
– Я должен это сделать, – твердо сказал Конрад.
– Да, да, мессия, не возражайте, – настойчиво говорил Ашоку. – Конрад всего лишь исполнит свой долг…
Лекс покосился на Джи. Сидя на полу, она не сводила с него глаз, лицо ее было мокрым от слез.
Жуткое ощущение. Его разрывали противоречивые чувства – жалости к Джи, чудовищной неловкости перед благородством Конрада и навязчивой мысли о бессмысленности каких бы то ни было усилий. Последнее грозило подчинить себе остатки воли, и потому Лекс решился.
– Хорошо, – сказал он. – Надеюсь, это поможет общему делу. Только прошу тебя, Конрад – оставь и себе хоть что-то.
Конрад хмуро кивнул:
– Мне потребуется время, чтобы поймать волну…
Встав на колени, он закрыл глаза и стал медленно покачиваться взад-вперед…
– На молитву уйдет не менее получаса, мессия, – сказал Ашоку.
– Хорошо… – тихо отозвался Лекс.
Не слишком верилось в задуманное Конрадом – поделиться с ним частью жизненной силы. С точки зрения форса это было ненаучно и не слишком логично: из тех скудных знаний, что усвоены в процессе подготовки в исследовательском центре дока, он знал, что единственным источником запредельных способностей являются собственные скрытые резервы организма. Ни о какой потусторонней «жизненной силе», которую можно переливать друг другу, будто донорскую кровь, исследователи речи не вели.